Пролистав последние обновления в ленте блогов, он откинулся на спинку кресла, потер виски и, облокотившись на стол, подпер подбородок кулаками. На руках его заметно пульсировали жилки. Пора прекращать читать эту дрянь. Мерзко, мерзко… Впрочем, на своем веку ему приходилось видеть вещи много хуже.

Номером первым в списке популярных блогов шел фоторепортаж о прибытии в столицу православных святынь. Первая десятка популярных журналов сегодня пестрила записями разной степени глумливости и такими же комментариями. Особого глумления удостоилась перепечатка из новостных лент крохотной заметки о том, что к храму везут парализованных и священники прикладывают святыни к головам этих людей. «Надеюсь, чудо произошло немедленно, и все обезноженные встали и сами пошли к выходу, а «овощи» вышли из комы?», - иронически рассыпал смайлы некий Лазарь и Ко. Кто-то плавно перешел от духовных материй к весьма земному: «Как-то раз услышал от представителей компании РПЦ, что, если я чего-то хочу, то нужно помолиться. Я молился! Но своих денег так и не получил. У меня вопрос к представителям компании РПЦ: «Сколько вы молитесь, что не бедствуете?». В комментариях резвились уже от души: «А ты займи у них!». «In GOLD we trust», - тут же перекроил на свой лад известную фразу зашедший на огонек интеллектуал. Кто-то выкрикнул: «Мы светское государство. Хватит кормить попов!». И толпа немедленно заулюлюкала, завыла и завизжала на разные лады: «Хватит кормить попов!!!».

Когда он закрывал ленту, в голове настойчиво вертелось одна фраза, которая по издевательской интонации могла бы дать фору Остапу: «Не хотите кормить своих попов, ну так будете кормить чужих мулл». В этот момент в кабинет вошел Михаил с чашкой чая.

- Опять читал похабное? – спросил он и, не дожидаясь ответа, с чувством процитировал, – «И не нас одних, а всю Европу дивит, в таких случаях, русская страстность наша; у нас коль в католичество перейдет, то уж непременно иезуитом станет, да еще из самых подземных; коль атеистом станет, то непременно начнет требовать искоренения веры в бога насилием, то-есть, стало быть, и мечом! Отчего это, отчего разом такое исступление?».

- Мда уж… - хозяин кабинета забарабанил пальцами по столу. Отхлебнул чаю. – Они ведь все как один сегодня верят, что их отрицание божественного есть плод их интеллектуального развития, продукт работы логики, критического склада ума, наивысшая ступень в эволюции хомо сапиенса. И они давно уже не «проповедуют нуль», а дальше пошли. Все как один на стороне этих кошмарных баб, танцующих на солее. В человеке должно быть все кошмарно, если он однажды решает вломиться в церковь и кривляться в корчах, называя это молитвой, искусством, политическим протестом, и еще пес знает чем. Все, как один, требуют изгнания христианства из жизни. Не из своей, нет: из своей они его давно вытравили, вход замуровали и внутренних собак науськивают – не подходи! Они не на церковь восстали, нет, а на саму веру. Всеобщая вера человечества в Макаронного монстра – вот их мечта. Пилить крест под фотовспышки прессы, а не нести его – вот их идеал, вот чему они аплодируют. Подумать только, что предки вот этих… - он споткнулся, подыскивая подходящее слово. – Предки этих… этой протоплазмы молились Владимирской божьей матери, ползли по дороге, в крови и слезах молили о чуде. И вымолили его. Предки кричали «За веру, царя и Отечество!», и царь, заметь, был отнюдь не на первом месте. «Потому и стояние, и ефимоны»... А вот ведь, какие-то жалкие сотни лет, и как разительно все переменилось.

- Ну, не забывай, что вначале предки этой, как ты говоришь, протоплазмы, повзрывали храмы, а те, что не смогли разрушить, приспособили под нужники да конюшни, - примиряющим тоном заметил собеседник. - А потом, в 41-м и 42-м шли в атаку не с именем Богородицы, а с именем товарища Сталина.

- Угу. А перед атакой втихаря ладили кресты из консервных жестянок, да из деревяшки трухлявой. И молитву, что бабка в детстве научила, вспоминали. На войне атеистов не бывает.

Он помолчал и пожевал губами.

- «Духовные скрепы» стало модным ругательством. Сидит какой-нибудь офисный хомяк, ничего тяжелее дырокола в жизни не державший в руках, уверенный, что свое право отращивать зад на стуле он заслужил благодаря своему какому-то особому таланту, и рассуждает о быдлячестве народа с его «духовными скрепами». Он сокрушается, что пока народ, к которому он, к величайшему несчастью своему, принадлежит, носится со своими скрепами, стоит в многокилометровых очередях к поясу Богородицы, в цивилизованном мире (и словосочетание это он произносит с особым благоговением и трепетом), в ци-ви-ли-зо-ванном мире изобретают самоликвидирующийся пластик и борются за право содомитов венчаться в церкви. Вот такие скрепы он желал бы видеть у соотечественников, этих диких варваров! Хомяк при этом мнит себя человеком, и человеком либеральным! Он даже готов умереть за ваше право высказывать свое мнение. При условии, что он будет согласен с этим мнением, конечно же. И стояния, и ефимоны – всё, всё пожрало время хомяков.

- И что, хомяка не смущает, что вожделенный цивилизованный мир стал цивилизованным именно благодаря скрепам? Что скрепы это, прежде всего, мораль: не убий, не укради… И что не будь средневековья с его скрепами, ну и что греха таить – некоторыми перегибами на местах, не было бы и Ренессанса? - усмехнулся Михаил.

- Только и видит что перегибы. И он не одинок. Разница между европейским хомяком и его русским собратом только в деталях. Хомяк европейский требует вымарать из учебников имя Карла Мартелла и христианство во имя идеи: это неполиткорректно. Хомяк русский требует того же: уничтожить то, что всегда составляло часть жизни народа, но во имя себя. То, что ему лично не нужно - бесполезно. Но что тот, что другой хомяк не догадываются, что свято место пусто не бывает. Природа пустоты не терпит, и на вакантное место, вытоптанное тысячами хомячьих лапок, неизбежно придут другие. Не такие просвещенные, не такие пресыщенные. И эти другие будут грызть глотки и умирать за свои идеалы. Хомяк обречен. Когда нет больше идей, за которые хотелось бы умирать, ты обречен. Ну, разве что Макаронный монстр поможет.

Оба рассмеялись и тут же вновь посерьезнели.

- Так что я думаю, Михаил, по старой схеме... Война. Оборонительная, конечно. А цивилизованным собратьям по хомячьему разуму подкинуть с десяток миллионов чужаков с вытекающим из этого геноцидом местных. – Он помолчал. - На войне атеистов не бывает. И иногда стоит умереть, чтобы по-настоящему родиться.